Морской десант на Грозный

 В Грозном, в январе 1995-го…

-Друг, прости, не заметил, -  произнес Дед, старший прапорщик морской пехоты Григорий Замышляк. Он, молодой еще мужик 39 лет от роду, среди безусых юнцов-«черных беретов», действительно, со своей бородой выглядел почти стариком.

Здесь, на подходе к назначенной позиции в правом крыле здания совета министров некогда единой, автономной и советской Чечено-Ингушской республики он и предположить не мог: изорванная донельзя неопределенного цвета тряпка, присыпанная невероятной смесью битого кирпича, стекла, камней и асфальта, окажется телом павшего пехотинец.

Поодаль стояли и осторожно, в рукав,  курили  несколько человек из тех, к кому шли на помощь «белые медведи».

-Не извиняйся, морпех. Знаешь, сколько наших ребят здесь полегло? Жизни не хватит,  перед всеми извиниться, - произнес один из них с болью в охрипшем голосе.

Да, не хватит короткой солдатской жизни у всех попросить прощения. Здесь, в Грозном, к середине января  1995 года полегли сотни и сотни ребят со всей России.

Коломна, лето 2001-го. Очередные курсы для крылатой и морской пехоты по изучению новой техники уже завершились. Герой России старший прапорщик Григорий Замышляк на сборах сдружился с одним из прикомандированных на сборы майоров-десантников. Время пришло расставаться. В казарме, чтобы скоротать время до вечернего поезда, включили телевизор. Показывали по НТВ передачу о первой чеченской войне. Майор вдруг нервно закурил и произнес:

-Гриша, а ты ведь меня так и не узнал. Помнишь, в январе 1995-го ты возле Совмина наступил на убитого и стал извиняться? Так я  был рядом…

Потом майор начал сбивчиво, между резкими затяжками, подкуривая одну за другой сигарету, говорить, как едва не плакали при виде морской пехоты. Ведь вся рота морской пехоты была полностью укомплектована, все 125 человек шли, как положено, со штатным оружием.

- А нам, - продолжал десантник, - не дали времени даже укомплектоваться. Да еще перед боем приказали … оставить в лагере все гранатометы, все тяжелое стрелковое вооружение. Воюй, крылатая гвардия. С одним автоматиком, против снайперов, крупнокалиберных пулеметов, гранатометов и танков.

Десантник говорил, как три дудаевских танка особо не прячась, расстреливали в упор их позиции. Достать ведь их нечем. А вражеские танкисты были с боевым опытом, смекнули быстро о своей безнаказанности. И выстреливали весь боевой комплект, почти не целясь, по верхним этажам зданий. Потом уже обломки битого кирпича, подобно картечи, выкашивали целые отделения и взвода. Как остался жив, даже не верится, мой, друг, Григорий. Матерно лишь тогда они вспоминали про пресловутый парашютный полк, который должен был, по словам одного «стратега», за два часа взять Грозный.

-Куда мы шли, с легким вооружением, не проведя разведки, не имея представления какой враг, какая у него создана оборона, на парад? Ведь перед атакой все тот же «воевода» приказал всем даже  не досылать патрон в патронник. – Вопросы майора так и зависли в воздухе…

Когда заканчивается бой, любой солдат задается вопросом, как происходили события накануне, все ли было сделано правильно, где ошибка или откровенная глупость,  а где  и предательство.

В том, что задолго до начала декабрьских событий 1994 года в Чечне тогдашнее высшее руководство страны предполагало применение военной силы против сепаратистов, не вызывает сегодня сомнений у всех участников тех событий. Солдат ведь всегда судит по своим, особым приметам. Вроде той, фронтовой – мол, если, маршал Жуков приехал на передовую, то жди наступления.  Примерно за два месяца до ввода войск в ту же 61-ю  отдельную бригаду морской пехоты Северного флота приезжали опытнейшие офицеры береговых войск из Москвы и Североморска. Причем, здесь речи не было о проведении каких-либо проверок. Разговор шел со всеми категориями личного состава на тему: какой техникой надо пополнить батальоны для действий, так скажем, в горных условиях. Морпехи тогда предложили, вместо бронетранспортеров использовать бронированный тягач МТЛ/Б.  Понятно подразделение теряло в способности преодолевать водные препятствия и  в огневой мощи. Но где в горах найти, то самое водное препятствие?

Тягачи вскоре получили. Родной батальон Григория Замышляка  даже разместили в режиме походной колонны. Потом в роты начал прибывать личный состав на доукомплектование. Приходило немало моряков с кораблей. Последнее такое пополнение пришло 5 января. В декабре даже провели непрофильное для морского десанта учение – действия в обороне. Когда  новостные передачи всех телеканалов запестрели сообщениями о вводе российских войск на территорию Чечни, в Спутнике, понятно, насторожились. Впрочем, дальнейшее развитие событий даже  тогда никто не мог предположить.

Рождество в тот год еще только-только входил в ранг красного дня календаря. 7 января 1995 года был как обычный выходной день. Пока, не понимающие ничего жены морских пехотинцев – мужья, понятно, в гаражах, да на рыбалке, - не услышали по телевизору новость: «Батальон морской пехоты Северного флота отправился в Грозный».

Телевидение тогда опередило официальный приказ командования – так, к слову, об обязательном для всех режиме секретности.

После обеда на квартиры офицеров и прапорщиков прибыли посыльные с требованием прибыть в подразделения. Слово «война» буквально витало в воздухе над небольшим северным гарнизоном. В казармах уже все было в движении. Командир бригады подполковник Борис Сокушев был на удивление спокоен. В ленкомнате, куда по одному приглашались офицеры и прапорщики, разговор был предельно прост  -  батальон идет в Грозный, обстановка там тяжелейшая, в бой пойдут только добровольцы. Два взводных из роты Замышляка отказались. У одного лейтенанта  вот-вот должна была родить жена. Чуть позже, как только он с цветами встретит любимую с первенцем из роддома, взводный во второй партии отправится к боевым товарищам и сполна выпьет свою военную чашу.  Второй, вскоре уволится, поняв – не его эта профессия, родину защищать. Ротный старший лейтенант Виктор Шуляк понял, в бой идти неполным офицерским составом. Из четырех взводных двое остаются в Спутнике, замены им сейчас и не найти.

Григорию Замышляку в ленкомнате еще раз напомнили, мол, подумай еще раз, Дед, у тебя ведь трое детей. Как будто есть в таких ситуациях возможность выбора перед лицом собственной совести. Среди прапорщиков он самый опытный, с подготовкой  дай Бог каждому. На кого зеленых пацанов оставлять? И разве честно  командирам бросать своих солдат накануне боя.

Наступил тяжелый момент истины. Каждый военный профессионал тем рождественским вечером понимал – батальон еще не готов воевать. Корабельное пополнение и молодые морские пехотинцы еще не стали настоящим боевым подразделением первого броска. Еще бы им месяц на подготовку. Но время уже давало свой обратный отчет. В горячий от крови снег Грозного уже легла 131-я бригада, там уже оставались от батальонов взвода.  Велика по численности российская армия, много в ней военнослужащих, аж два миллиона с лишком. Только воевать некому, кроме 18-19-летних юнцов.

Умом каждый командир в морской пехоте понимал, вести мало пригодных для боя ребят предстоит почти на верную смерть. Но сердце говорило – если не мы, то кто? Последние сомнения в командирских сердцах развеяли сами мальчишки, только ведь недавно одевшие камуфляж. Боевой их порыв  был поразителен: там, в Грозном гибнут такие же, как и мы, надо спешить на выручку. А бросать своих солдат перед боем или в бою для русского командира во все века было позором и смертным грехом.

…Через две недели из 125 человек полнокровной роты Андреевский флаг над чеченским Совмином увидят всего 40.

Тяжелая техника была оставлена   в расположении. На транспортных самолетах с аэродромов в Корзуново и Оленегорске   морской десант пошел на  Моздок. Здесь, на буквально кишащем от  людей летном поле, 8 января северяне встретились с балтийцами. Еще подполковник Евгений Кочешков, ныне, к сожалению, покойный, тогда тепло, с шуткой, поприветствовал своего давнего знакомого  - Григория Замышляка. Они еще не ведали, какая судьба им уготована. Оба через небольшой промежуток времени будут удостоены высокого звания Героя России. Кочешков дослужится до генерал-майоров, но жизнь его оборвется в самом расцвете сил.

Туман закрыл перевалы. «Вертушки» не смогли перебросить всех морских пехотинцев в Ханкалу по воздуху. Вторая рота погрузилась на грузовики и колонной пошла на Грозный. Отчего-то один из оставшихся взводных остался в Моздоке. Дескать, в родном Владикавказе  у него заболела мама и надо срочно туда ехать. Второй взводный ушел на «бэтээре» на перевал в боевом охранении. Уже на чеченской территории, недалеко от селения Толстой-Юрт  дорогу  колонне ненадолго преградила толпа местных  жителей.

Возле Ханкалы с позиций самоходки поминутно долбили по Грозному. Город был весь в огненном зареве. Едва «белые медведи» выгрузились, подошла БМП,  вся в осколочных выщерблинах. Из нее показался чумазый от соляры и пороховой гари старлей.

-Кто вы? – Спросил  он.

Поняв, перед ним морские пехотинцы, старший лейтенант попросил закурить. На встречные вопросы – как здесь обстоят дела, ответил:

- В Грозном находится тьма войск. Народу положили много. Единого командования у наших войск нет. Десантура воюет сама за себя, пехота и ОМОН – сами по себе. Вы приехали, и вы будете воевать сами по себе.

Наутро  рота капитана Александра Шишлянникова ушла на блокпосты в район улицы Первомайской. Там же и произошел тот инцидент, из-за которого ротного отстранят от должности и отправят по самой русской традиции на передовую, в центр Грозного.

Напротив блокпостов высилось многоэтажное здание. Сверху – сидел «духи», В подвале же  находились внешне мирные жители.  Командование отдало приказ «черным беретам» не стрелять в том направлении. После очередного обстрела со стороны «мирного» подвала морские пехотинцы прочесали тот район. Прямо возле входа в убежище лежал автомат с еще горячим стволом.  Понятно, приказ ротного был один – открыть огонь из всех стволов по противнику. За что потом Александр и поплатился.

Первыми в бой пошли ребята из парашютно-десантного подразделения. Вскоре наступил черед и третьей роты.

Вторая рота уже несколько дней пробыло в резерве. Бойцы-призывники даже решились при случае спросить у командира бригады, мол, нам, сколько еще в тылу прохлаждаться.

-Войны всем хватит, - сказал, как отрезал, подполковник  Сокушев.

Приказ второй роте занять позиции в правом крыле здания Совмина пришел наутро. Перед выходом морских пехотинцев подвели к огромным штабелям из сложенных ящиков с сухим пайком и боеприпасами. Еще не нюхавшие пороха пацаны первым делом начали набивать «эрдэ» (рюкзак десантника) провиантом.

-Стоп, всем положить все на место, - коротко приказал старший прапорщик Замышляк,  - Сержанты – ко мне. Объясняю все предельно просто. Идем в бой. Один сухпай если не жировать, делится на три дня. Патроны на трое суток не растянете. Взять всем по одному сухому пайку. Боеприпасов набрать под завязку и даже сверху.

Дед, пользовался в роте непререкаемым авторитетом.

Спору нет, ребята в роте были все как на подбор –  с чистой душой и горячим сердцем. Только как им не хватало положенной для частей «первого броска» боевой подготовки. Когда начали выдвигаться в центр Грозного, по завалам, перепрыгивая через нагромождения разрушенных зданий, физической выносливости многим не хватало тянуть на себе штатные килограммы боевой нагрузки. Минометчики побросали дополнительные заряды для мин, отчего минометы превратились в почти бесполезную груду металла с дальностью стрельбы не более 200 метров. По дороге Григорий, он замыкал походный порядок, увидел кем-то оставленные незаменимые в бою мощные огнеметы, два «Шмеля». Пришлось брать на себя еще 32 кило весу.

Вскоре подошли к позициям волгоградского мотострелкового батальона, им командовал начальник штаба капитан Морковец. От волгоградцев к тому времени оставалось в строю 26 солдат и офицеров.

Странно, даже в том кровавом кошмаре мотострелки сохранили  человеческие качества, вначале даже попытались поберечь еще не привычные к кошмарам войны нервы своих новых боевых собратьев.  Возле окна, на столе, лежал пехотинец. Комбат сразу сказал – мол, он тяжело ранен, ждет отправки в тыл. Морские пехотинцы ответили твердо, ребята, ваш друг убит. А  беречь нас не надо. Пока шли на позицию насмотрелись павших сотнями. Крепко же вам досталось…

Боевого опыта не было в тот день ни у одного морского пехотинца, от командиров, до простых стрелков. Иначе первая атака не закончилась бы так неудачно, с большими потерями.

Враг противостоял опытный, вооруженный до зубов. «Душманы» обладали всеми средствами разведки, связи и радиоэлектронной борьбы. Ротный, как положено, доложил по рации – подразделение прибыло на место.  «Духовские» радиоперехватчики тотчас отметили что, появился еще один позывной в эфире – «Венера». Вычислить же прибытие роты морской пехоты в район Совмина для неприятеля потом не составило ни малейшего труда. И атаковать буквально через несколько часов после прибытия, не осмотревшись, без тщательной разведки, с необстрелянным личным составом, тоже было не самое удачное  тактическое решение. Но не в бесшабашной удали «полосатых дьяволов», наследников легендарных бригад «черной смерти» было дело. Северянам до боли в сердце хотелось помочь истекающим кровью мотострелкам и десантникам. Как в атаку идти подумали. Только пути отхода, как следовало и как учили, не предусмотрели. В бою возможен ведь всякий исход.

Ребята пошли вперед в бой дружно, без лишних слов. Но едва пересекли небольшую площадь, так попали в умело организованный огневой мешок. Замышляк, ему еще нескольким морпехам было приказано держать позиции в здании, бросился к попавшим в засаду на выручку. За ним, без лишних слов, рванули земляки - астраханцы  матросы Азербаев, Сугралиев, Лиджиев, Бестов.  Они всегда держались вместе. Жаль, домой из них вернутся только двое.

Ротный вместе с частью  морских десантников находился возле остова, невесть как доехавшего до центра Грозного ГАЗ-63. Ему перебинтовывали рану на руке. Замполит старший лейтенант Николай Сартин, укрылся с несколькими бойцами  в воронке за аркой площади возле правого крыла Совмина.

Группа молодых морских пехотинцев при отходе вместо того, чтобы по команде двигаться перебежками по одному, в страхе рванули всем скопом по отрытому пространству. Из окон дома, напротив, с двадцати метров по ним   раздалась убийственная,  как удар кинжала в руках опытного бойца,  очередь. Несколько человек погибли на месте, многие получили ранение. Остальные укрылись в подвале, не в силах даже под огнем поднять головы. Вдруг, под стенкой дома, откуда «чех» держал под прицелом морпехов, буквально в нескольких метрах, в мертвой зоне увидели сержанта Орешкина с гранатометом. Северяне даже дыхание затаили – лишь бы враг не увидел сержанта.

Орешкин сделал все до предела грамотно, как в наставлении. Граната разметала боевика в клочья. Опасность была ликвидирована. Но остался страх. Никакая команда или сила для  попавшей под очередь в упор группы не могла заставить их  подняться. Пока кто-то из прорвавшихся ранее медленно, шагом, не преодолел де страшные метры, где еще несколько минут назад    пресеклись навек несколько человеческих жизней.

Ротный, собрал после боя всех морпехов, посчитались – два десятка человек потеряли убитыми и ранеными в той неудачной атаке. Как положено, заняли позиции, раненых и убитых отправили в тыл.  Тонкая временная грань отделила необстрелянных бойцов от получивших первое боевое крещение солдат. Робость, сковывающий тело животный страх ушел в прошлое. Наутро, на рассвете 15-го января, вновь решили атаковать.   На сей раз, не в лоб, а разделившись на две части, с флангов.

Первая группа под командованием старшего лейтенанта Сартина пошла в обход. С ними пошел и замполит батальона капитан Владимир Левчук. Через несколько десятков метров разведчики увидели нескольких мотострелков, почти мирно сидящих возле костра. На вопрос, где «чехи», те ответили – далеко, здесь тихо.

Враг применил еще одну из своих бесчисленных уловок. Не став размениваться на «мелочь», вроде нескольких пехотинцев, он позволил им спокойно сидеть у себя на виду, использовав как приманку для более крупной «добычи». Не ожидая опасности, группа старшего лейтенанта попала в засаду. Действовали, на сей раз, куда уверенней. Но Николаю не повезло.  5, 45-мм пуля попала ему прямо в сердце. В горячке боя старший лейтенант  даже не заметил смертельной раны, продолжал несколько минут командовать, вывел подчиненных из-под обстрела. Но в безопасном месте вдруг на глазах товарищей стал терять сознание и почти сразу умер. Через несколько месяцев, в апреле,  у Николая родится ребенок, которого ему не будет суждено увидеть.

Сержант Орешкин вновь показал себя настоящим солдатом. После начала обстрела он почти сразу потерял сознание от взрыва гранаты. Очнулся, никого вокруг. Быстро смекнул, надо уходить. Чрез пару домов в полутьме заметил нескольких вооруженных  человек. Свои? Кто его знает. Решил проверить, крикнул, ребята, мол, не стреляйте, я – Орех. А, в ответ:

-Орехов, иди к нам.

-Ага, решили купить, меня, «духи» гребанные,– потом возбужденно рассказывал своим сержант. – Я же Орешкин, они не могли этого знать. Вот и получили гранату на закуску, чтоб не дурили нас так по-детски.

Рота продолжала драться, даже разделенная на две части, потеряв почти все командование. Григорий получил ранение в ногу. Снайпер  выстрелил наугад в оконный проем. Как потом уже в госпитале прояснилось на рентгене,  стальной сердечник пули вырвало от удара в кирпичную стенку, он рикошетом  попал в бедро. Идти в медроту, так оставить одного командира минометного взвода лейтенанта Бакова. Хоть и боевой взводный, но – один. У волгоградцев же была обратная картина. Почти все офицеры были в строю. Только солдат было маловато. Что ж, под огнем не до амбиций. Словом, вторая часть роты объединилась для боя с мотострелками.

К 17 января боеприпасы и продукты подошли к концу. Капитан Морковец предложил морпехам – коль позицию держим вместе, то и давай, на вас закажу и патроны и провиант. Григорий, как пришли продукты, решил их ополовинить. Вначале он выдал своим «белым медведям»  завтрак  и обед, остальное, сгущенное молоко и прочие полевые деликатесы, решил оставить на ночь, когда в промозглой холодине бойцам в боевом охранении особенно голодно. Собственный же тыл «сработал» так, что за тот «флотский харч» стало стыдно перед обычной пехотой…

Морковец рачительность Замышляка не одобрил

-Гриша, чего ты экономишь? До ночи еще дожить надо. Пусть солдаты наедятся досыта.

Как в воду глядел…

К исходу третьей недели боев у мотострелков выработался свой, донельзя приближенный к реалиям войны, жизненный уклад. Морковец оборудовал свой командный пункт в глухой, без окон, комнатушке – столовской кладовой. Там и коротал короткие минуты отдыха. Пока его КП не вычислили «духи». Гранатометчик-«чех» по подземным лазам пробрался к внешней стенке той комнаты и врезал так, с расчетом обрушить несущие конструкции. Комбата волгоградцев раздавило бетонной плитой, погиб радист, еще три офицера получили кто контузию, кто ранение. В строю после контузии остался лейтенант-воспитатель, он же и принял команду над остатками батальона.

Потом были непонятные три дня тишины в эфире. Каждый раз Григорий выходил на связь, просил подкреплений. Ответа не было…Боевики давили, постоянно атаковали, используя все заранее подготовленные скрытые подходы и лазы. Рота продолжала таять на глазах, но позиции не сдавала, огрызалась, отвечала ударом на удар, дралась до, подчас, последнего патрона. Старший прапорщик до сих пор не может спокойно говорить о своем погибшем пулеметчике. Когда стали его опознавать, то не могли узнать – все лицо было покрыто густым слоем пороховой гари, в ленте оставалось два патрона…

В те три дня комбриг вел еще и свой личный бой, с изуверским противником. Первый раз, когда связь с подполковником Сокушевым вышел некто и представился Замышляком, он не почувствовал подвоха. Даже стал готовить роту на выручку своему подразделению, держащему оборону в Совмине.  Но чутье вдруг подсказало, здесь не все в порядке. Потом понял – не мог старый прапорщик советской еще  школы так нарушить  правила радиообмена, уж больно они были у него в крови. А здесь еще и резервная рота, с блокпостов, понесла до невероятности нелепые потери.

Перед предстоящим боем морским десантникам приказали выдать подствольные гранатометы. Назначенный вместо «репрессированного» Шишлянникова офицер принял правильное по логике мирного времени, но совершенно неоправданное в боевой обстановке решение. Десантников построили в две шеренги и начали под роспись выдавать «подствольники». Большего подарка «чехам» и не надо было желать. Один единственный выстрел из миномета, а стрелять враг умел,  и 16 парней отправились в медицинскую роту с ранениями. К счастью, никто не погиб.

Для комбрига все стало предельно ясно. За его резервом противник ведет полноценную разведку с применением всех средств. Связь с ротой Шуляка заглушена тамошними «рэбовцами». Разведчик от имени Замышляка ведет с ним игру, выманивает роту под удар. Послать ее в бой – значит, потерять. Не отправить на выручку, могут погибнуть на передовой другие.

Командирская стезя на войне всегда  бросает офицера на грань выбора – кому из подчиненных после его приказов жить, а кому… Бессонными ночами молодой подполковник думал, как быть. Неведомый враг в эфире постоянно выходил на связь, давил на жалость, говорил, там, в Совмине уже почти никого не осталось в живых. Через трое суток «собеседник» не выдержал, заорал:

-Посылай, «подпол» роту, мы ее всю положим.

Комбриг понял, вычислил чеченского «Штирлица» -неудачника очень вовремя. А то, что те грозились кого-то еще уничтожить, то это уже была агония. Потерпев неудачу в первых лобовых атаках, русская армия   начала воевать, как положено, с фланговыми обходами, с применением артиллерии, перекрывая пути подхода подкреплений и снабжения врага. Еще немного и сам Дудаев отдаст приказ остаткам отрядов боевиков отходить за Сунжу. Там же в Совмине держалось изрядно обескровленное, но на все сто боевое подразделение. И в них комбриг «белых медведей» был уверен. А резерв, как только в него добавят обстрелянных бойцов, еще себя покажет в деле. Война здесь только начиналась.

Затишье на войне случается, подчас, тогда, когда и не ожидаешь. Вроде, только еще шел бой, а вот тебе, на, уже никто не стреляет  и есть возможность перекусить сухпаем, подсушить отсыревшие сигареты, перехватить у солдатской судьбы  короткие минутки сна.

-Самолет, - закричал кто-то из боевого  охранения.

Потом все было как в немом кино. Обрушилось стена здания, где занимали позицию морпехи. Стало непривычно много света и пространства вокруг. Как выяснилось, наш штурмовик сбросил подряд три мощные бомбы. Первая досталась своим, погибли восемь морских пехотинцев. Вторая, легла на позиции боевиков. А третья, кою летчик метил в дудаевский дворец, цели так и не нашла.

Интенсивность боев за Грозный к концу января начала стихать. Одним из вечеров к «белым медведям» подошел подполковник-десантник, предложил атаковать – после неудачной бомбардировки все укрытия впереди  были уничтожены.

Странное, до невероятности, дело. После трех недель страшных боев и тяжелейших потерь русский солдат не потерял боевого  духа и  желания победить. Но хребет чеченскому «зверю»  уже был сломлен, он отступал. А то, что произойдет вскоре из-за предательства тогда власть предержащих, от воли простых воинов России не зависело. Они, простые солдаты, прапорщики и офицеры, подчас ценой своих жизней, сделали свою ратную работу.

На совесть.

Волей судьбы мне довелось часто и подолгу общаться с Героем России старшим прапорщиком в отставке Григорием Замышляком. Как-то он рассказал, что дед – Степан Васильевич, воевал в первую мировую войну, солдатом участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. В1942-м был ранен под Севастополем моряк 7 бригады морской пехоты Михаил Степанович, его отец. Сам Григорий Михайлович сполна хлебнул из горькой чаши войны в январе 1995-го. Но один вопрос ему так и не задал – будут или нет служить в армии его сыновья.

Прапорщик Александр Замышляк-младший достойно служит в родном отцовском батальоне в  бригаде морской пехоты Северного флота.

 

Черноморская морская пехота в Чечне

11 сентября 1999-го разведчики морской пехоты Черноморского флота под общим командованием тогда еще майора Вадима Клименко прибыли в район, непосредственно прилегающий к границам свободной от всех законов - и человеческих, и государственных - Ичкерии, Черноморцам, прежде всего, дали три недели для дополнительной подготовки, доукомплектования и обмена боевым опытом с другими спецподразделениями.

Там  для них началась настоящая война.Чечня обкатала боем сотни тысяч человек в погонах.  Российские военные приобрели навыки крупномасштабной антитеррористической операции. Другое дело, когда из-за явной неподготовленности «линейных» частей  матушки-пехоты, внутренних войск приходилось бросать в бой разведку да спецназ, явно не предназначенные для войсковых операций.

Еще в первую чеченскую, в Грозном, покойный генерал Рохлин использовал свой разведбат как подвижный и как свой лучший резерв. Но от хорошей ли жизни специалисты в области ведения войсковой разведки составляли в годы первой и второй чеченских кампаний ядро штурмовых групп, сами ходили в яростные атаки? И отчего разведчиков, спецназовцев, мотострелков и десантников, способных вести бой,   буквально по каплям приходилось собирать по всей нашей огромной по численности армии. Спору нет, нынешние реформы Вооруженных Сил по меньшей мере запоздали на 10-15 лет.  Идея формирования Вооруженных Сил только частями постоянной боевой готовности, сама по себе не нова.  И, к сожалению, за проверенную на тысяч примерах истину – «воюй не числом, а умением» - пришлось заплатить Русскому Солдату вновь дорогой ценой.

О том, как воевали черноморские,  «черноберетные» разведчики – рассказывают они сами. 

Тропой «Гюрзы»

Из воспоминаний Героя России подполковника Владимира Карпушенко и майора Дениса Ермишко.

Первое, что приятно удивило "черные береты" осенью 1999 года на Северном, горящем, Кавказе, так это отношение к ним командования, офицеров, прапорщиков и солдат из других родов войск. Морскую пехоту ценили еще со времен первой чеченской кампании, И среди, прошедших боевое крещение в Дагестане и Чечне российских воинов не было даже намека на какую-то браваду - мол, вы, черноморцы, еще даже пороха не нюхали, а вот мы! Напротив, общее мнение было примерно таким: мы получили прекрасное подкрепление, отличных бойцов, которые никогда не подведут.

Среди спецназовцев черноморцы нашли знакомых. Капитан Олег Кременчутский воевал в Чечне во время первой кампании. О противнике у него особое мнение:

-Враг опытный, осторожный, хорошо подготовленный, действует умно и хитро. Есть одна особенность - "духи" никогда не начнут бой, если у них не будет путей отхода. Их тактика такова: действиями из засады нанести наибольший ущерб и уйти с минимальными для себя потерями. Кстати, разведка у них работает превосходно. Любой чеченец, по сути, их агент.

Три недели прошли в напряженном ритме. До обеда - боевая подготовка, после до позднего вечера проходило обслуживание техники.
Разведчики жадно впитывали любую информацию о противнике, о слабых и сильных сторонах наших частей, о возможностях нашей авиации и артиллерии. Ведь от взаимодействия с братьями по оружию зависит успех, а подчас и твоя жизнь.

... А потом Денис Ермишко, командир второго взвода с позывным "Гюрза", семь месяцев со своими разведчиками не выходил из боев. Против черноморцев действовали отряды полевых командиров Радуева, Басаева, Хаттаба... Разведчикам пришлось иметь дело с. отлично обученным, опытным, жестоким и опасным противником:

- Нам приходилось воевать с арабами, афганцами, наемниками славянского происхождения. Среди них мы не встречали дилетантов. Не было среди них ни дураков, ни фанатиков. По большому счету мы воевали с боевиками, подготовленными по всем правилам современной российской военной школы, зачастую обученными бывшими нашими офицерами, вооруженными таким же оружием, как и мы.

Долгие месяцы боев прошли на пределе человеческих сил. На карте обычный разведвыход обозначался легко и просто линией карандаша, вмещавшей в себя всего 10-15 километров. Но бумажные километры удесятерялись бесчисленными прочесываниями "зеленки", бесконечными подъемами и спусками в балках, сопках, ущельях, форсированием стремительных горных ручьев и речек. И все - под неусыпным наблюдением враждебных глаз, под прицелами автоматов, гранатометов, снайперских винтовок, под огнем трудно обнаруживаемого противника.

Позже, когда рота вернулась из Чечни, командование запросило у разведчиков данные о боевых столкновениях с "духами". Морпехи подумали и вдруг поняли одну простую вещь: в Чечне им не то, что не было времени, не приходило как-то даже в голову считать число боев. Морпехи просто делали свое дело. Но чтобы не нарушать установленный порядок и отчетность, капитан Владимир Карпушенко подсчитал число наиболее запомнившихся боевых стычек с противником. Таковых получилось около тридцати. Ежедневно разведгруппы черноморцев выходили на задание. И так все 210 дней чеченской эпопеи морпехов.

"Духи" тщательно готовили засаду на разведчиков. Радиоперехват показал: интенсивность переговоров противника резко возросла. Капитан Карпушенко буквально кожей почувствовал опасность и даже показал рукой - смотрите, там, в леске, идеальное место для  засады. В ту же секунду именно оттуда бандиты открыли огонь.

Младший сержант Нурулла Нигматулин из Башкирии получил пулю, едва спрыгнув с брони бэтээра... Он погиб первым из семи разведчиков-черноморцев. Весельчак, прекрасно ладивший со всеми в роте, отменный пулеметчик - ему было уготовано судьбой погибнуть за Россию в горах далекой от его родины Чечни. Сержант Алексей Анисимов, радист, сразу же подхватил пулемет Нуруллы. И, хочется верить, смог отомстить за погибшего собрата.

Алексей, кстати, позже послужил визитной карточкой морпехов. Для связи его направили в одно из подразделений спецназа воздушно-десантных войск. Потом командир десантуры с удивлением спросил у Дениса Ермишко: "У вас все такие рексы-волкодавы?" Чем вызвал немалое удивление. Алексей Анисимов, безусловно, отличный радист, хороший разведчик, мужественный, надежный и хладнокровный. Но при всем этом далеко не "универсальная боевая машина", коей он показался спецназовцам.

Первая смерть подчиненного как бы разделила жизнь Дениса-Тюрзы". Он всей своей сущностью осознал, что на самом деле стоит за не раз слышанной фразой: командир умирает каждый раз, когда погибают его солдаты, и командир, спасая жизни своих подчиненных, бережет и свою жизнь. Ибо судьба подчас дает им, независимо от погон, одну участь на всех.

Рота капитана Алексея Милашевича из батальона морской пехоты Северного флота вышла в горы для выполнения боевой задачи, Черноморцы для обеспечения выхода северян на задание направили свою развод-группу: старшего лейтенанта И. Шарашкина, старшего матроса Г. Керимова и матроса С, Павлихина.

Морпехи 30 декабря 1999 года оседлали сопку 1407, уже прозванную зловещей. Это название безымянной высоты объяснялось весьма просто - с ее вершины постоянно велся огонь по нашим войскам. И по всем признакам именно там, у боевиков находилось что-то вроде базы с развитой системой обороны. Комбат подполковник Анатолий Белезеко вечером произнес в эфире неуставную фразу:

- Леха, уходи с сопки.

Милашевич ответил:

- "Куб", я "Карабин", Все в порядке. Ночь. продержимся...

Пожалуй, никто уже так и не узнает, в чем была ошибка капитана Милошевича. И был ли вообще его просчет? Но около 8.30 утра "белые медведи" были окружены "духами". Жестокий бой длился полтора часа. Разведчики прекрасно видели, как их братьев-морпехов бандиты давят огнем, выбивая "черные береты" одного за другим за грань жизни. Еще накануне черноморцы заняли позицию на вершине соседней сопки. До места боя по прямой - всего два километра. Но где взять крылья, чтобы перелететь и помочь друзьям? По склонам же, по лесам до места кровавого боя добираться часов восемь. И то если торопиться и не особенно обращать внимание на засады и обстрелы. Сердца морпехов разрывались от боли, бессильной ненависти, гнева.

Душа отряда уходила на небо по каплям, и каждая - жизнь одного из двенадцати воинов "черной пехоты".

Когда первая группа черноморцев добралась до места боя, офицер доложил по радио:

-"Куб", "Куб", все - "двухсотые".

Ротный северян лежал, обращенный лицом к врагу. Он вел огонь до последнего вздоха. И ни один "черный берет" даже не пытался произнести слово о пощаде. Тяжелораненый старший лейтенант Игорь Шарашкин приказал нескольким оставшимся в живых морпехам оставить его и отходить. Он лежал, истекая кровью. От пуль загорелся находившийся неподалеку стог сена. Офицер горел, не в силах отползти от стога. Бандиты стояли рядом и смеялись, дескать; не надейся на милость, добивать тебя не станем...
На той сопке "Гюрза" потерял своего однокашника по училищу - старшего лейтенанта Юрия Курагина.

С тех пор высоту назвали Матросской.

- В чем особенность нашего солдата и насколько изменился он за последние годы? - повторяет мой вопрос Денис Ермишко, - Каким был русский солдат раньше, я знаю только по книгам фильмам и рассказам ветеранов. Как он воюет сейчас?

"Гюрза" говорит скупо, его оценки лишены каких-либо словесных нагромождений. В глубине души русский человек сохранил свою извечную доброту. Но стоит только русскому, как говорят, хоть раз получить в зубы, умыться кровью, увидеть смерть друзей, услышать крики раненых товарищей - он преображается. В бою наш солдат хладнокровен, беспощаден, хитер и осторожен, способен переиграть самого искусного противника, превосходно владеет оружием, и непрестанно учится воевать еще лучше.

На очередном выходе на задание в горы, один из морпехов был тяжело ранен. Вынести его в свое расположение не удавалось. Боевые друзья перевязали раненого, отнесли в относительно спокойное место, укрыли опавшей листвой. И затем держали вокруг него оборону, пока не подоспела подмога. Ни у одного из них даже не возникла мысль бросить товарища, отойти, чтоб не рисковать своей жизнью.

Готовясь к выходу на задание, разведчики вместо сухого пайка старались взять как можно больше патронов и гранат. Еды брали в обрез, лишь самый необходимый минимум, Случалось, выход затягивался. И разведгруппы по двое, трое суток питались в лесу подножным кормом. Но в следующий выход все повторялось. Боеприпасы - в первую очередь, продукты брали с собой в самую последнюю. В бою от количества патронов зависит жизнь солдата и успех боевой задачи.

На фотографиях, как ни старайся, не увидишь разведчиков в бронежилетах. Несомненно, более надежной индивидуальной защиты пехотинца от осколков и пуль, чем бронежилет, еще не придумано. Но разведчики рассудили иначе. Сила и удача воинов разведгрупп - в маневренности, в способности быстро передвигаться по пересеченной местности. И если таскать на себе тяжелый и неудобный «броник» не один, не два - десятки километров в горах, то насколько подвижен и маневренен будет разведчик при скоротечном боевом столкновении, где все решает быстрота действий?

Денис Ермишко, пройдя войну, лично убедился в том, что все учебники, наставления, инструкции, боевые документы по разведподготовке воистину писаны кровью, впитали в себя опыт поколений.

...А русский солдат, похоже, остался прежним, словно сотканным из лучших боевых и человеческих качеств.

Майор Ермишко принадлежит к тому поколению молодых офицеров, которые не испытывали особых "миротворческих" иллюзий относительно роли и места Российской армии на современном этапе развития Отечества.

Год поступления в училище, 1994-й, совпал с началом первой чеченской кампании. Позор августа 96-го, когда без единого выстрела был оставлен обильно политый русской кровью Грозный, тяжело переживали все курсанты. Училищный комбат, опытный боевой офицер-"афганец", сказал тогда:

- Из Чечни мы так просто не уйдем. Готовьтесь воевать, ребята. Бой - это стихия офицера.

Денис готовил себя к настоящей войне. Красный диплом об окончании училища лишь одна деталь, отражающая эту подготовку. Первый разряд по боксу, прекрасное владение приемами рукопашного боя, постоянная работа над собой, тренировка и без того цепкой памяти, упражнения в тактическом искусстве... Словом, он не позволял себе расслабиться.

...Незаметно в разговоре пролетело время. На прощание задал последний вопрос командиру разведроты, награжденному орденом Мужества и медалью "За отвагу" - будь у него выбор, смог бы он вернуться в очередную горячую точку?

- Если честно, то войной сыт, и по горло. И знаю, насколько она грязна и опасна. Но если потребуется, свой долг выполню до конца.

Негерой России

Из воспоминаний подполковника Вадима Клименко.

 Не  одними лишь орденами признаются заслуги воина. Суровые пахари любой войны без ошибки и точней всех «ювелиров» из вышестоящих штабов определят до грана все доподлинно драгоценное, по крови, содержание любой награды. Ведь не в золоте и в серебре измеряют воины почетную ценность любой награды. И скромная медалька «За отвагу» из «сороковых, роковых» по негласной фронтовой иерархии подчас значится куда весомей иных «поствоенных» орденов на невидимых весах доблести.

Трижды во  время боев на непризнанной войне в Чеченской республике на командира тактической группы Черноморского флота подполковника Вадима Клименко направлялось представление на высокое звание Героя России. «Черные береты» под его командой накрывали склады «духов» с оружием. В одном из таких схронов дожидались своего часа танк и самоходная артиллерийская установка. «Полосатые дьяволы» от разведки участвовали в захвате лагеря для подготовки боевиков самого Хаттаба. Десятки раз черноморцы принимали смертельный бой с опытным и великолепно обученным неприятелем. Тысячи километров исхожено да изъезжено по склизким от солдатской крови горным тропам и дорогам ТОЙ необъявленной, но уже почти десятилетней войне.

В награде ли дело? Ведь ты остался в живых и даже не был ранен. Там, на перевалах горной республики, он обрел проверенную перед лицом смерти дружбу. Героем России стал друг и боевой брат майор Владимир Карпушенко – за них за всех, и живых и мертвых. 

Для подполковника Вадима Клименко как разведчика мгновением высшего счастья были скупые слова  признания после боя спецназовской элиты из «Вымпела» - и среди «обычных» войск есть равные нам профи. Такие как ты, Вадим и твои разведчики.

Подлинное величие русского солдата, как ни изощрялись бы во все времена геббелевско-удуговская пропаганда, в его человеческом сердце. Пронзительный случай навек врежется в память Вадима о той войне. В морозный январь 2000-го, уже ближе к вечеру, разведгруппа возвращалась из поиска. Холод, усталость, казались невыносимыми. Хотелось одного – спать и перехватить  чего-нибудь  из давно забытого горячего питания.

 На перевале  разведчики увидели заглохший трактор, в прицепе которого сидели чеченцы – женщины, старики, дети. Вскоре выяснилось: беженцы возвращаются домой из Ингушетии. Особист, он был с черноморцами на выходе, предложил Клименко -  давай поможем, развезем по домам. Куда их возьмем, внутри боевой машины полно своих. А посадить на «броню», так детей можно поморозить. И поместится человек десять-двенадцать. Решили не гадать, а спросить самих чеченцев. Старец с длинной и белой, как лунь бородой ответил согласием, ведь чем ждать неизвестно откуда помощи, лучше отправиться с русскими солдатами. Пока хлопотливые мамаши перебирались со своими сорванцами на бронемашину, Вадим подошел к одной старухе, помог забросить куль с вещами наверх БТРа. Вдруг, он услышал, как маленький пацаненок лет четырех буквально заходится в истерическом плаче.

Командир решил успокоить плачущего мальчика, «применив» универсальное для всех времен и народов средство – шоколад. Тот буквально оттолкнул протянутую  руку с плиткой неслыханного для простых чеченских детей лакомства. Старец вежливо и спокойно сказал Вадиму – не удивляйся, русский. Осенью, во время бомбежки ваши штурмовики так напугали ребенка, что он испытывает животный страх перед российскими военными.

Комок горечи и сочувствия к  маленькому, но уже пережившему столько человечку подкатился к горлу Вадима. Старейшина заметил его состояние, сказал – у тебя, командир,  дома, наверное,  такой же растет.

Разведчики в тот вечер, изнемогая от усталости, сделали пятнадцати километровый крюк, пока развезли всех по домам. Последней добиралась в свое жилище, будто приклеенное к высокой скале,  мамочка лет семнадцати, но  с уже тремя детьми. Морпехи попытались, было ей помочь донести вещи и «наследников» до порога. Но  та наотрез отказалась. Не «поймет» родня, если узнает о том, что ей помогли русские.

-На войне первым делом ты сталкиваешься с чувством страха за жизнь – свою и товарищей. Не боятся лишь только умалишенные. Потом, вдруг ты осознаешь, как «достала» тебя эта самая боязнь, как она мешает жить. Исподволь, день за днем силой воли ты убеждаешь себя – хватит испытывать страх, пора уже привыкнуть к опасности, относится к ней хладнокровней. Потом, после первых потерь появляется озлобление, желание отмстить за смерть друзей и товарищей. И здесь стараешься не давать воли чувствам. В бою ведь они  самый худший советчик.  Но твой разум внимательно оценивает все происходящее вокруг.  Когда схлынет волна эмоций, ты начинаешь задаваться вопросом о смысле войны…. И понимаешь, что, вряд ли возможен какой либо иной путь, чем нынешний: уничтожить банды и построить, как бы казалось невозможным мирную жизнь.

Насчет противника…. Там, в Сержень-Юрте, в лагерях Хаттаба, им в руки попались учебные пособия арабских инструкторов. Простота, доходчивость инструкций и всевозможных памяток позволяла в течение короткого срока даже из малолетнего ребенка подготовить подрывника, стрелка, гранатометчика. Вся система тренировок строилась на одном -  преодолеть, ни смотря, ни на какой риск свой страх, свою боль, свою слабость. О таком хорошо известном всем российским командирам понятии как безопасность воинской службы «духи» даже не ведают. Главное для них было и остается подготовить  любой ценой настоящего воина. А травмы и увечья на занятиях воспринимаются ими не более как непременный атрибут ученья, где не может быть и намека на толику условности. Но не в лаконичной мудрости наших уставов и наставлений заключен боевой опыт миллионов солдат и офицеров Великой Отечественной, Афганистана, бесчисленных локальных конфликтов?

«Чехи», особенно арабские наемники, с мужеством, достойным уважения, вытаскивали из-под самого шквального огня своих убитых и раненых. Однажды, в тумане, разведгруппа вышла на ничего не подозревающих «духов». Снайпер двумя выстрелами «снял» двоих – первого наповал, второго ранил в шею. Потом, отчаянно, перед десятикратно превосходящим противником отбивали своего убитого и раненого. Мужество наемников имеет объяснение. Если павший в бою мусульманин не будет в тот же день похоронен, то его товарищам придется отвечать перед его тейпом, кланом, семьей. А вот от их мести, в отличие от федералов, уйти не удастся.

«Черные береты» не бросали своих, ни при каких обстоятельствах. Только шли в огонь  движимые не страхом кровной мести,  а великим чувством  русского воинского братства.

Из воспоминаний офицера Павла Клименко

«Нарезанный» в штабах срок в три месяца  для черноморских морпехов второй «чеченской» волны завершился в июне 2000 года. «Северный» батальон с приданными черноморцами-разведчиками уходил с политых собственной и вражеской кровью перевалов и горных лесов все еще тлеющей огнем боев республики. Впереди, на бронетранспортере под ставшим  счастливым для него номером 013, колонны «черных беретов» вел командир разведывательного взвода старший лейтенант Павел Клименко.  Там, высоко в горах еще лежал снег. А на равнине уже начиналась летняя жара.

За год до этого, если бы кто-нибудь предрек взводному – мол, узнаешь не понаслышке боль потерь своих людей, протопаешь до изнеможения сотни и сотни километров на разведвыходах, каждый их которых может быть для тебя последним, то Павел просто не поверил. Хотя, в родном Санкт-Петербургском высшем военном общевойсковом командном училище командир взвода старший лейтенант Рогоженков  едва ли не каждый день курсантам повторял как молитву, готовьтесь воевать на Кавказе. Он знал, не надо быть провидцем, чтобы видеть, куда идет независимая от российских законов Ичкерия.   За первую чеченскую кампанию  комвзвода был награжден двумя орденами Мужества. В составе сводного полка «белых медведей» лейтенант брал нашпигованные под завязку огневыми точками здание Совмина и дворец Дудаева. Интересно, что бы сказал взводный командир, узнай сейчас, что именно он, Павел Клименко, в авангарде «чеченского» батальона его родной 61 Керкенесской, стократно прославленной, бригады?

Впрочем, братство морского десанта не распределяется по флотам. Надо же произойти такому совпадению, но в Чечне среди «белых медведей» встретил своего знакомца по стажировке на выпускном училищном курсе. Старшина роты старший прапорщик Багрянцев встретил его как родного, обрадовались оба. Но старый служака не преминул напомнить, как  немало намучился с Павлом. Тот был курсантом, несомненно,  хорошим, но, как говорят, с характером, со своим «особым» мнением по любому жизненному и служебному вопросу.   А старшина, со своим опытом, по мнению  без пяти минут доблестного офицера морской пехоты, придавал «слишком» много значения «мелочам» в ущерб настоящей боевой подготовке.

Время позже расставит по местам все акценты. Старший прапорщик с его педантизмом и придирчивостью окажется прав. В бою  проявит себя отнюдь не трусом, позже будет заслуженно награжден. А уж заботами о быте подчиненных старшина  занимался все 24 часа в сутках, вне сносок  на полевые условия.  Павел до сих пор во многом благодарен ему за преподанную науку, не прописанную ни в одном учебнике, название которой – опыт.

Судьба отчего-то испытывает молодого офицера своими неисповедимыми «тестами». Ведь сейчас он совсем близко от родных мест, до села Озек-Суат, где живут отец и мать, по местным меркам – рукой подать. В том же Грозном до войны учились и жили многие знакомые, родственники. Жаль, не удалось побывать в знакомом с детства городе. Хотя, что сейчас там возможно узнать после нескольких лет войны. Павел считает, ему повезло. На войне не был ранен,  даже не получил царапины. Довольно легко, без кошмарных снов, нервных срывов постбоевых синдромов вернулся к мирной жизни. Когда тебе 22 года опасность ощущается не так остро, как в старшем возрасте. Во многом «помогла» жена, родив сына Никитку почти сразу по возвращению его в Севастополь. Когда дома маленький ребенок, желанный сын, то все иные  переживания всегда уходят куда-то в сторону. По службе старший лейтенант Клименко получил повышение, принял   командование ротой. Так, что попросту не было времени на «перестройку» с военного на мирный лад.

Вскоре после завершения боевых действий отважные «черные береты» испытали неведомое ранее чувство страха. Эшелон с техникой и личным составом по дороге в Новороссийск должен был восемь часов проехать по территории Чечни. К тому времени морпехи, за исключением восьми человек выездного караула, сдали оружие. Впервые на враждебной территории они оказались без «калашниковых»,  пулеметов, снайперских винтовок. Автомат несколько месяцев был неотъемлемой частью морпеховского обмундирования. С ним не расставались ни на секунду. И, ложась спать, клали АК так, чтобы мгновенно, лишь сняв с предохранителя, можно было открыть огонь.

Цена солдатской жизни на войне составляется в особой, малопонятной в мирной жизни «валюте». Патроны в критический момент боя для тебя значат дороже всего золота мира. А исправный пулемет, бьющий без промаха, ценнее супернавороченной аудио-видеоаппаратуры. Впрочем, даже видавший виды «бэтээр» там, в горах, никто из «полосатых дьяволов» не променял бы на самый новенький и обвораживающий знатоков формой линий «Мерседес».

Восемь часов десантники в эшелоне тягостно молчали. Здесь, на воюющей много лет земле, человек не мог быть одновременно безоружным и спокойным за свою жизнь, лишь автомат давал право встретить утро наступающего дня. Граница Чечни составом черноберетной пехоты была пересечена вовремя. Из враждебных степей не раздалось ни одного выстрела. Хотя полевые командиры  с их отменно отлаженной разведкой, наверняка знали, какой, эшелон с кем и куда следует. Грозная слава отменных воинов сыграла роль психологического «бронежилета». И связываться даже напоследок с «белыми медведями» вкупе с «черноморскими дьяволами» не рискнули даже самые отчаянные боевики.  Себе ведь дороже.

Опыт боевых действий окажется для Клименко мерилом многих ценностей в службе. Впрочем, как и ко всему, он отнесется ко многим вещам критически. Ведь не дело морского десанта «седлать» вершины, морские солдаты предназначены для иных целей. Но, главное, стало ясно - в наше время высоких технологий, роль пехоты лишь возрастает. Как в том фильме – «А на рейхстаге первым распишется рядовой пехотный Ваня». Когда террористическая угроза буквально растекается подобно ядовитому газу по всевозможным «щелям» и «схронам», когда  враг не обозначен четкой линией фронта, именно солдат – назови его спезназовцем, разведчиком, бойцом антитеррористического подразделения, оказывается   на острие удара. И от его личной   подготовки, оснащенности современным оружием, зависит успех в  идущей уже долгие годы тайной войне.

А то, что морпехам сегодня приходилось решать во многом непривычные задачи – на то и профессионалы, чтобы выполнять приказ. Солдат, если он настоящий, не обсуждает приказ, а думает, как его лучше выполнить.

Из воспоминаний подполковника запаса Вячеслава Кривого.

За четыре «чеченских» месяца Вячеслав побывал и в «ипостаси» начальника разведки группировки, и возглавлял ее штаб, подчиняясь непосредственно генерал-майору Александру Ивановичу Отраковскому. Статус и должность подполковника  вполне позволял «отсиживаться» где-нибудь в штабной палатке. Но не тот его характер! Во всех основных и наиболее опасных разведвыходах  шел «Палыч». Он был в тех поисках, когда обнаруживали склады «чехов», мужеством и высочайшим командирским умением воевать заслужил уважение своих подчиненных. Орден «За мужество» красноречивей всех слов. О тех боях он не любит вспоминать. Боль за восьмерых погибших черноморцах не уходит из сердца. И где-то, подспудно, в душе, звучат нотки траурного марша – не уберег…. На войну он попал ведь уже зрелым мужчиной, отцом двоих почти взрослых детей, познав великую радость воспитывать и сына и дочку. Но все легшие на горных перевалах  его солдаты остались навечно молодыми. И не успели в жизни столь многое, сто и не расскажешь. Оттого и ненавидит Вячеслав все разговоры о войне. Слишком много ее, проклятой, было в его жизни, слишком многое довелось испытать, пережить отнюдь не как сторонний наблюдатель, увидеть своим зрелым взглядом.

Жизнь продолжалась и под выстрелами. «Маэстро» так на  сленге морпехов называли начальника артиллерии подполковника Сергея Стребкова, на день Черноморского флота, 13 мая, устроил салют, перепугав не на шутку кого-то из штабных.

Как-то, в одном селении, они разговорились с местными женщинами. Понятное дело, одессит в душе, Вячеслав не упустил возможность и здесь побалагурить. Дамы «свободной Ичкерии» от возможности посмеяться также не отказались. Веселье прекратилось в секунду, когда кто-то из морпехов совершенно случайно обронил – мол, с нами, доктор, подполковник медицинской службы Шевчук. Кстати, недавно он защитил докторскую диссертацию. Одна чеченка произнесла – да лет сто уже у нас не было врача. Вот, когда-то, выписали рецепт на латыни. Прочитать ничего нельзя. Не помогли бы, военные?

Весть о том, что приехал врач, молниеносно распространилась по селу.  Через пять минут в очереди выстроились многие десятки людей. Пришлось организовать прием и ждать, пока все нуждающиеся не получат столь редкую в этих краях медицинскую помощь.

Из воспоминаний старшего прапорщика Бакита Аймухамбетова.

Осенью  2000 года тогда еще сержант - контрактник морской пехоты  Аймухамбетов приедет в свой первый отпуск. В доме соберется родня. Мать начнет корить – мол, сынок, отчего не писал три месяца. Тот начет оправдываться, дескать, был на учениях, на полигоне почта работает из рук вон плохо.  Двоюродный брат Азат его мягко оборвал:

- Не обманывай маму, теперь это уже не имеет смысла. Ты, Бакит, был Там, за Тереком, в Чечне. Я, знаю, не бывает учений на три месяца. А сам точно также не сообщал близким, когда воевал в первую чеченскую войну в разведке бригады внутренних войск.

Мама, понятное, дело, в слёзы.  В них – запоздалые переживание, радость, сын жив.

В сентябре 1999 года Бакит Аймухамбетов как и сотни его товарищей написали рапорта – желаю участвовать в контртеррористической операции на северном Кавказе. Молодость полна задора, в ней присутствует восхитительное безрассудство. В сентябре война представлялась игрой в героев. 14 декабря 1999 года все перевернулось в его сознании.  На полковом  построении,   объявили – «сержант Нурулла Нигматулин пал смертью храбрых в бою с чеченским сепаратистами». Еще несколько недель назад они делили поровну и тяжести и радости жизни и службы морского десанта. А сегодня «тот же лес, тот же воздух  и та же вода. Только он не вернулся из боя».

Вторая партия отправилась в Чечню уже после нового, 2000 года. Солдат не спрашивает, где ему воевать за свою Родину, его дело выполнять приказ. Не задавал лишних вопросов и младший сержант Аймухамбетов, когда не оказался в  списках на замену измотанных в боях и дозорах разведчиков. Но весной, когда очередных кандидатов на войну  проверяли на предмет годности к выполнению боевой задачи, медики поставили свою твердое резюме – воевать вам, товарищ младший сержант, нельзя. Как быть, если его друг Илья Кириллов отправляется там, где риск и смертельная опасность буквально напитывают, коим дышат солдаты. Решение подсказал сам врач:

-Парень, я не дам согласия отправлять тебя на войну как призывника. Так устроено на флоте и в армии,  за «срочника» отвечает в первую голову командир, а не он сам. Но у контрактника есть льгота и право по собственному желанию отправиться  в «горячую точку».

Контракт с командованием части подписали вместе с другом Ильей.

Солдатский хлеб на войне несладок. Оттого и ценили радости нехитрого быта. В глинистой земле   вырыли окоп подольше, получилась столовая под открытым небом. Вторая яма стала подобием бани, где не опасаясь пули снайпера можно было помыться холодной водой. В блиндаже, когда тепло, крыша не протекает, после напряги дня возникает ощущение, будто оказался в фешенебельном отеле с видом на горы. Привозная вода в бочках отдавала сероводородом, ни жажду утолить, ни еду приготовить. Так первым делом просили разведчиков примечать тоненькие ниточки родничков, да  ручейки. Потом, со всеми предосторожностями  расчищали источник чистой воды, проверяли, не отравлен ли, ведь всякое здесь случалось. Старшина роты старший прапорщик Александр Каширов хозяйство вел образцово, баня, мыло, чистое белье, горячая еда - все вовремя, да еще и на паек мог на складе получить чего-нибудь повкусней. Мужик, что надо!

Как-то случился прокол, часовой не заметил офицера, пропустил  к блиндажу. Тот, чтоб не морпехи не расслаблялись, ведь на войне кто много спит, тот мало живет, бросил в дверной проем дымшашку. «Сонное» царство вмиг оказалось в траншее на свежем воздухе. Пока судили да рядили, приходили в себя да считались, пересчитывались, одного не нашли. Потом, выяснилось, Алексей Грибанов проявил чудеса солдатской находчивости, надел на себя противогаз и продолжил спать в том невероятном дыму. Смеху и разговоров хватило недели на две.

Расклад был простой. Морской десант «сидит» на опорном пункте, рота и батарея артиллеристов держат высоту. Все без патетики и очень просто. Надо лишь выполнять приказы. На задание бывало, морских пехотинцев-черноморцев вывозил на своем «Урале» водитель  Лёха, классный парень. Был. Как пришел срок Алёше увольняться – радовался. В последний раз, когда садился в машину, казалось, нет счастливей человека. Мол, съезжу напоследок, через два дня буду дома.  А на его дороге уже был заложен фугас…

Два с половиной месяцев на войне прошли в каком-то особом измерении. Поздним вечером, когда вернулись в Севастополь, то  внутри спала невероятная душеная напряженность.  Все, мы дома, живы, целы, невредимы. Медаль Суворова, врученная через несколько перед строем  товарищей, даже его удивила. Да, он был в Чечне, вместе со всеми честно делал свою ратную работу. Только, все обходилось без подвигов, о героизме ведь не думали.  В голове у солдата на войне одни мысли – не наступи на мину, не попасть на мушку снайперу,  не заснуть на посту, не подвести товарища, остаться живым, вернуться домой.

Каждому выпадает свой путь в жизни. Через год Бакит встретил севастопольскую девушку по имени Наташа. Поженились. Вскоре родилась дочь Диана. Друг Илья Кириллов также нашел спутницу жизни в белокаменном городе. Только со службы он ушел. Сейчас работает на нефтяных вышках Тюмени,  а «южная» жена презрев комфорт уехала вместе с ним в Западную Сибирь. Семья ведь когда все вместе. Жаль, с боевыми друзьями, кто уволился, доводится  видеться нечасто. А с кем-то уже  никогда не посидеть за столом. Однополчанин Сергей Зяблов в родном городе в кафе попытался приструнить загулявших сверх меры «братков». За что и получил нож в сердце.

Жаль его до безумия, ведь сколько раз мог сложить голову на склизких кавказских тропках, а с жизнью расстался так нелепо.

У каждого поколения Солдат России свои перевалы, поля битв,  свои высоты. Нынешние  лейтенанты, сержанты да рядовые, матросы внешне мало напоминают своих предшественников, тех, кто прошли дорогами поражений и побед Великой Отечественной войны,   кто выполнял долг в Афганистане, в других «горячих точках». Но в кровавом августе прошлого года, в Южной Осетии, новое поколение сумело,  в считанные дни, наголову  разгромить созданную по лучшим западным образцам армию, выпестованную годами «забугорными» инструкторами, с опытом иракской кампании. Впервые после Великой Отечественной войны наша армия вновь столкнулась с понятием «встречный танковый бой». И вновь русский танкист оказался несгибаем.

 Есть же главное, незыблемы тот российский дух, та военная наука побеждать, тот невероятный стержень мужества и отваги, благодаря коим, сказано врагом про нашего воина: «Русского морского пехотинца мало убить, его надо пригвоздить штыком к земле. Тогда есть вероятность, что он не поднимется».